Человек больше не дергался. Он лежал, разведя руки и положив лицо в рассыпавшуюся по утренней земле пшеницу. Аврааму почему-то захотелось заглянуть ему в лицо. И он увидел то, что ждал: покорную складку возле закрытых глаз. Это все, что помнилось из его облика.
Авраам оглянулся на умирающих, посмотрел на землю с пожухлой осенней травой, на высокие серые тучи, и сжалось его сердце. На спину он лег, а ветер гнал и гнал тучи над его головой...
Да, он перс -- Авраам, и это его земля. И все они персы, невзирая на род и племя: Абба, Кашви, Вуник, ибо родились на этой земле, говорят одинаково, живут и плачут с народом ее...
Кричали сразу много женщин, истошно, захлебываясь плачем. Авраам вскочил, бросился туда, где к реке выходила стена гаремного сада. Азаты стояли перед калиткой, не решаясь войти. Прибежал Артак, сдвинул засов. По составленному вчера списку, шестьдесят две женщины находились здесь: четыре подлинные хозяйки, остальные -- сакар, не имеющие родовых прав жены убитого Быка-Зармихра.
Гуркаганы -- "Волчья Кровь"! О них уже слышали.
В "Красную Ночь", воспользовавшись человеческим смятением, разбили они цепи, загрызли стражников и вырвались из-под земли, куда были навечно опущены за убийство...
Пятеро их стояли на ведущих к реке ступенях. Большой ковровый узел и две закутанных женских фигуры лежали у их ног. Еще один, с кривыми ногами и руками, отвязывал внизу большую плоскодонную лодку. Мостик от дасткарта к причалу был спущен.
-- Эй, зачем вы здесь ?--спросил Артак. У них были белые, неживые от подземной тьмы лица. Маленький горбун крикнул мерзкую ругань, яростно погрозил дротиком. Черные волосы, как перья у поедающих мертвечину птиц, закрывали у него уши. Виден был лишь большой безгубый рот, извергающий похабные слова. Азаты вынули мечи.
-- По закону справедливого Маздака!
Голос у сказавшего это был спокойный, уверенный. Рябое, сильно выдающееся вперед лицо с едва различимой полоской лба показалось знакомым Аврааму. И вдруг край верхней губы сам собой обнажился, открыв крепкие желтые зубы... Да, это был он, который у дасткарта Спендиатов хотел убить из кустов Светлолицего Кавада, царя царей!..
Азаты переглядывались, некоторые вложили мечи в ножны. После смерти хозяина -- эранспахбеда Зармих-ра -- все здесь разбежались или забились в свои помещения. Азатов послали с диперанами на раздачу зерна и не дали никаких указаний...
Тот, который возился у лодки, что-то крикнул. Двое сразу подхватили закутанных женщин, бегом понесли к мостику. Остальные отступали спиной. Рябой главарь прижал к себе непонятный узел.
-- Слово и дело! -- закричал Артак.
Услыхав знакомый приказ, азаты уже без колебаний бросились, ломая розовые кусты. С ними были два маль-чика-деристденана в красных кабах, и они опередили остальных, став на пути гуркаганов. Один из убегавших сразу оставил завернугую женщину, но горбун продолжал волочить свою добычу вниз по ступеням. Он злобно завизжал, увидев преграду, и начал быстро и часто ьо-лоть ножом свой сверток. Один из церистденанов ухватился рукой за вдзвие. Тогда горбун извернулся, огромный безгубый рот впился в затылок мальчика. Хрустнули позвонки...
Азаты в это время были заняты. Они окружили с трех сторон рябого главаря. Тот загородился узлом, и острый меч сверху донизу разрубил вдруг ковровую ткань. Мягкий золотой звон заставил всех опустить руки. Словно сияющее солнце вывалилось из ковра, раскатилось по траве. В тот же миг рябой с горбуном оказались в лодке, и она поплыла вниз по реке. Огромный рот горбуна был красным. Главарь встал на корме, повернулся лицом к берегу. Все та же желтая крысья улыбка кривила его губы. У азатов не было с собой луков...
Закутанные в белый и розовый шелк женщины показались из-за деревьев, принялись быстро собирать запястья, браслеты, жемчужные нити, узнавая свое. На азатов посматривали, поправляя "платки молчания" поверх ртов. Только одна, неперсианка, подсела к мертвой, отвела намокшее кровью покрывало с лица. Лет десяти была убитая девочка. Рядом лежал мальчик-деристденан с перекушенной шеей...
Это было уже не первый раз, когда гуркаганы именем правды Маздака отнимали золото и женщин, поджигали дасткарты и убивали людей. И рабы из некоторых даст-картов шли в гуркаганы...
В дасткарте Спендиатов на большом хозяйственном дворе тоже были сдвинуты все засовы. Дипераны-финан-систы от эранамаркера Иегуды производили учет и вывозку масла и пшеницы для раздачи голодным. Два больших каравана по сто мулов, груженных мешками и высокими белыми кувшинами, ушло в Ктесифон. Часть продуктов была оставлена для кормящихся здесь азатов и диперанов. Рабов, принадлежащих тем из великих, кто состоит на царской службе, тоже пока не делили между людьми. Да мало кто и принял бы к себе их в такой трудный год...
И лишних женщин не было у эрандиперпата Картира. Три его жены находились в горном Фарсе, а здесь жила лишь четвертая -- Белая Фарангис. Временных жен -- сакар старик не имел...
Эрандиперпат спокойно занимался своими делами, как будто не касалось его то, что происходило в дасткарте. Все дипераны знали, чю старик сам одобрил действия царя царей в раздаче голодным добра из хранилищ великих. Другие великие злобились на него и говорили, что твердый арийский разум всегда оставляет читающих книги...
Зато Мардан, надзиратель над рабами, все время бегал на хозяйственный двор. Безмерное удивление было на его плоском лице. Каждый выносимый кувшин с маслом провожал он своими водянистыми глазами и всякий раз сглатывал слюну...
Один вид этого человека был противен Аврааму. И не только ему. Фархад-гусан однажды при молчаливом одобрении прочих азатов свалил надзирателя Мар-дана на землю и иссек ему всю задницу арийской ременной плетью. Кара эта была за цыганенка Рама, которого всячески травил Мардан, стремясь отвадить от дасткар-та. Надзиратель вопил, хватался за сапоги, трусливо молил о пощаде...