Маздак - Страница 57

И еще не было в зале великого мага Маздака. Где-то на Севере находился он, и ждали его в Эраншахре...

Слоны сокрушали дасткарты. Огромные таврские бревна-кругляки крепились по обе стороны громадной туши, и вожатый направлял их на стены. Делалось по пять проломов с каждой стороны, выбивались калитки, и рушились башенки для стражи. Солнечные столбы стояли над Ктесифоном...

Авраам не знал даже, чей это дасткарт на краю города. Он просто смотрел. Отставляя бронзовые ноги, слон долго пятился от стены -- на добрый выстрел из лука Потом стоял, покачиваясь от собственного дыхания. По вскрику вожатого он поднимал хобот, вынюхивал воздух и начинал бег. медленный, все убыстряющийся. Слепой глыбой проносился он последние шаги, и удар встряхивал землю Так повторялось двадцать, тридцать раз, пока стена не обрушивалась сразу вся, обсыпая осколками желтоватые бивни Солнце золотило пыль, летящую в небо

Маленький загорелый вожатый в выцветшей куртке сидел на гладкой спине, ловко упершись ногами в бревно В такт бегу выщелкивал он пальцами припев знаменитой песни Кабруй-хайяма. Кружком в стороне сидели азаты. Они провожали глазами бегущего слона, и невозможно было узнать, что они думают...

Авраам недавно вернулся из деха Исфандиара, где с приданными ему четырьмя слонами занимался тем же. Азаты тоже были там в осеннем отпуске. Вместе с людь-ми-вастриошан возвратили они себе заречную землю, восстановили раздел воды, но древних земель Каренов почему-то не занимали. Даже пастух, гоняющий коров от мира, старался не пускать их на пустующие луга даст-карта, и траву никогда не косили там. Ночью с белых башен ухали совы...

Он спрашивал азатов и людей-вастриошан, почему не пашут там Они молчали или начинали говорить о другом. Только старик мобед искоса посмотрел на него и спросил:

-- Слышишь?

Они стояли на холме у храма и смотрели в сторону дасткарта, неясно белеющего в ночи у гор Как раз гулко и сиротливо заухала сова.

-- Это у Каренов от чужого, -- сказал жрец -- С чужой земли всегда прилетают совы в собственный дом...

Аббы и Артака не было в Ктесифоне Сам датвар Розбех послал их на ликвидацию дасткартов: Артака -- в Хузистан, а Аббу -- в Междуречье, где с Вавилонского пленения жили евреи Сразу после возвращения царя царей ушел Абба из семьи экзиларха и обитал то у Авраама, то у диперана Махоя, Льва-Разумника по прозвищу

Медленно, опустив поводья, подъезжал теперь всякий раз Авраам к дасткарту Спендиатов Стены были проломаны и здесь, потому что Розбех сказал, что начинат надо с тех, кто ближе к царю. Пусть видят- одна на свете правда Маздака. "Неподкупный Розбех" называли его в Ктесифоне и приветствовали по-древнему -- прикрыв ладонью глаза

Не было уже эрандиперпата Картира, долгоусого и важного. После гибели Фарангис оставил он все и еще при Замаспе уехал в дальний Истахр, к своему родовому дереву Старик ее любил...

Когда приехал сюда Авраам, еще целы были с Зато мостки, калитки, бронзовые решетки -- все было сорвано Желтой колючкой заросли оливы, и рабы волокли из сада большое дерево на топливо. Они сказали, что им разрешил сам управляющий -- Мардан Но не это вдруг остро отдалось в груди Стонущий звук надолго повис в осеннем воздухе, за ним послышался другой, еще безысходней. .

Так оно и было Восемь громадных механических чангов сделал когда-то для эрандиперпата специально привезенный мастер из Пальмиры По девяносто струн натягивалось на гигантскую горизонтальную деку, и играть можно было, нажимая на разноцветные костяные клавиши. Сам Кабруй-хайям играл и пел здесь

Чанги лежали разломанные, с отбитыми подставками, и крепкозадый мальчик лет десяти из пагана -- рабского селения за дасткартом -- бегал по ним, перепрыгивая с одного на другой. На самый тонкий, голубой, клавиш старался попасть он толстой потрескавшейся пяткой и, когда это удавалось, замирал на одной ноге, прислушиваясь.

Гроздья черной сажи висели под потолком книгохранилища. Кто-то грелся там зимой, и обгорелые папирусы валялись по всему полу. Кожаные переплеты и цветной пергамент были выдраны, а книги брошены в кучу у окна. Даже не годные ни для чего глиняные пластины были поколоты на части.

Две недели отбирал Авраам то, что осталось, чистил, подклеивал, укладывал на свои места. Там он и спал теперь, потому что не мог лечь на знакомую жесткую койку в своей каморке. Платан при луне был виден оттуда.

Белый поток начинал шуметь в ночи ущелья, и рука воителя Сиявуша выдергивала его из холодной, перемешанной с камнями воды...

Заглядывал Мардан и словно обнюхивал его вывернутыми ноздрями. К великому удивлению Авраама, красную куртку с карманами надел бывший надзиратель над рабами.

-- Все храмы целы в нашем рустаке,-- пожаловался он.--Ну ничего, завтра мы и туда приведем слонов!

Каким-то начальником стал он в пригородном округе -- рустаке, и местные деристденаны слушались его указаний. Раб, помогавший Аврааму, шепнул, что Мардан продает деревья из сада. И еще про бронзу и серебро, закопанные где-то...

Вечером Авраам увидел розовое покрывало, скрывшееся в спальной комнате эрандиперпата. Там жил теперь Мардан...

В доме врача Бурзоя рассказал он о Мардане. Все стали говорить про воровство, которое плодится на земле Эраншахра. У Кабруй-хайяма утащили со двора большой хорасанский ковер -- царский подарок за песни. Прикрываясь великой правдой Маздака, заходят в дом и, не спросясь хозяина, удовлетворяют свою потребность в женщинах. Есть люди в городе, которые ставят от этого деревянные двери и прилаживают к ним ромейские железные замки...